Лес является стратегическим ресурсом России. В условиях изменения климата и новой геополитической ситуации роль леса возрастает. Это требует нового качественного подхода к учету леса, сохранению его экосистем, использованию лесного потенциала в решении проблемы глобального потепления и сокращения эмиссии парниковых газов.
На вопросы «Экологии России» отвечает проректор по научной международной деятельности Санкт-Петербургского государственного лесотехнического университета имени С.М.Кирова Александр Добровольский.
- Прежде чем говорить о проблемах лесной отрасли, не могу не задать вопрос о будущих кадрах, о тех, кто будет профессионально работать с лесом. Так получилось, что мы встречаемся в период, когда выпускники школ выбирают себе профессию. В связи с этим появились ли новые требования к студентам, как новые вызовы в лесоохранной теме влияют на образовательный процесс?
- У нас старейший лесной вуз в Европе. Основы ведения лесного хозяйства в России закладывались именно в нашем университете. Требования к обучающимся меняются постоянно вне зависимости от сиюминутных решений, это просто естественная эволюция образовательного процесса. Но, конечно, сейчас нужны совсем другие компетенции, чем 15-20 лет назад.
- Уточните, чего не было раньше и что требуется сегодня.
- Во-первых, сейчас массово внедряются дистанционные технологии мониторинга, как лесов, так и биогеоценозов («Экология России»: биогеоценоз - территория, которая отличается достаточно однородными условиями существования: ее населяют взаимосвязанные популяции различных видов). Большая территория наших лесов сейчас инвентаризируется с использованием именно таких технологий. Мы получаем снимки не только из космоса, но и с летательных аппаратов. При этом постоянно появляются новые программные продукты для обработки полученных данных. Это требует новых навыков и новых знаний. Соответственно, нужны специалисты, которые занимаются и дешифрованием и обладают знаниями новых современных программных продуктов.
Кроме того, когда мы говорим про актуальную сейчас климатическую повестку, мы должны понимать, что рассматриваем лес уже не в привычном контексте. Помимо земель лесного фонда, леса произрастают и на других категориях земель – например на сельхозземлях, на землях населенных пунктов, которые зачастую находятся в частной собственности. То есть, это земли, которые находятся за пределами лесного фонда. По сути, это частные леса, управления которыми у нас де-юре до недавних пор не было. Мы движемся в сторону легализации этих лесов, поэтому нужны новые подходы, знания, менеджеры, новые управленцы. Сейчас мы входим в новую эру, когда лесные ресурсы рассматриваются как экологическая защита. Лес теперь не только источник древесины, но и объект для реализации климатических проектов и депонирования углерода. В этом контексте необходимы новые подходы и они отличаются от того, что было 15-20 лет назад.
Приведу один пример. В нашем университете в частности и в лесных вузах в целом ключевой профильной дисциплиной всегда была гидролесомелиорация («Экология России»: гидролесомелиорация - осушение и лесохозяйственное освоение переувлажненных земель лесного фонда). И вообще, вопрос осушения земель с точки зрения их продуктивности был очень важным предметом. Кто бы мог подумать, что сейчас актуальным станет заболачивание ранее осушенных лесных земель как один из вариантов климатического проекта. Потому что болота, действительно, депонируют очень много углерода. Мы раньше знали, как осушать, но никто не задумывался, как заболачивать. Любой подход к ведению лесного хозяйства должен быть сбалансированным. И вот такие разносторонние вещи и должен знать современный выпускник профильного лесного университета.
- Тогда какова популярность профессии, сколько в среднем человек на место?
- Это зависит от направления подготовки. Доходит до 15 человек на место – например, направления информационные системы и технологии и ландшафтная архитектура.
- В интервью нашему изданию ученый-климатолог сказал, что есть тенденция расширения степной полосы из-за изменений климата. Леса после пожаров уже не восстанавливаются как прежде. Есть ли у вас карта рисков по лесу?
- Безусловно, у нас есть направления подготовки, которые связаны и с риск-менеджментом, с планированием, моделированием процессов развития биогеоценозов. Разумеется, надо рассматривать развитие всей системы в комплексе, понимать взаимосвязь и почвы, и живой системы-биоты.
- Тогда, кто как не вы знаете ответ на вопрос, что будет с лесом в России? Мы его можем потерять?
- Очень непростой вопрос. У нас на некоторых территориях происходит обратная ситуация – облесение заброшенных территорий, это, как правило, касается бывших пахотных земель в Нечерноземье, которые после развала Советского Союза оказались невостребованными. И сейчас идет массовый процесс зарастания этих земель лесами. Это преимущественно мелколиственные леса. В их состав входят осины, березы, ивы. Вы это сможете увидеть, если проедете по Псковской, Нижегородской, Вологодской, Владимирской областям, которые находятся в зоне рискованного земледелия. То есть леса захватывают бывшие пахотные земли.
С другой стороны, если мы смотрим на земли лесного фонда Европейской части России, то там другая ситуация, там происходит трансформация состава лесов. Ценные хвойные леса постепенно переходят в малоценные мягколиственные леса. Это происходит исключительно по вине человека. Точнее, по причине отсутствия системы ведения лесного хозяйства. Лесное хозяйство включает в себя не только «вырубить и посадить». Это целый комплекс мероприятий. Приведу пример. Вот есть у нас хвойный древостой, прекрасный ельник. Он достиг возраста рубки. Мы его срубили. И после рубки по правилам необходимо провести лесовосстановление, посадить (если нет естественного возобновления) определенное количество сеянцев хвойных пород – сосны, или ели. Допустим, по нормативам мы посадили 2500 сеянцев ели. Передали это по акту лесничеству, и после этого никто ими больше не занимается. Ель – это климаксовая порода («Экология России»: климаксовая порода - достигшая в своем естественном развитии устойчивого равновесного соответствия), а после режимов повреждения – вырубки, пожара – территория обычно захватывается породами-пионерами, такими как береза и осина. Через год-два на этой территории появляется около ста тысяч сеянцев березы, осины, и еще через 10 лет мы даже не найдем следов этой ели, которую мы сажали. Если в свое время не провести уход, то эти виды забивают высаженные культуры, при этом система ухода должна включать все стадии – осветления, прочистки, прореживания и проходных рубок. Это краеугольный камень ведения лесного хозяйства.
- Какое дерево в новом мире нам нужно?
- Это интересный вопрос. В современном мире очень важную роль играют процессы биоэкономики. Сейчас весь мир переходит в сторону циркулярной экономики. То есть, это уход от углеводородов, и более глубокое использование возобновляемых источников. В первую очередь растительных источников, опять же древесины. Огромный спектр продуктов может получиться из древесных ресурсов. Это продукция для медицины, для химической промышленности и других отраслей. Даже лаки и краски содержат элементы, которые дает древесина, например микрокристаллическая целлюлоза придает краскам так называемые тиксотропные свойства. Как раз глубокая переработка растительного сырья – это тот тренд, которому следует весь мир. Для этого необходима древесина разных пород, в первую очередь древесина быстрорастущих пород. Это могут быть и тополя и ивовые, т.е. породы, дающие большой объем прироста биомассы. Кроме того, сейчас бурно развивается производство композиционных материалов и материалов, которые получаются путем склеивания древесной продукции – это древесно-стружечные, древесно-волокнистые плиты и фанера. Например, для фанеры нужна высококачественная береза. Если же мы посмотрим на современные тенденции в домостроении, то там набирает обороты строительство с использованием клееного бруса, для которого как правило используется древесина ели, реже сосны. Поэтому, отвечая на ваш вопрос, необходимо обозначить рынок о котором мы говорим.
- В России наблюдается дефицит какой-либо породы дерева?
- Я не могу сказать, что у нас есть дефицит, у нас есть переизбыток как раз низкосортной древесины. Это осина и низкокачественная береза, которые не востребованы на нашем внутреннем рынке. Раньше она шла в основном на рынок Европы, в том числе для производства целлюлозы и бумаги, потому что большинство современных целлюлозно-бумажных комбинатов (ЦБК) используют в работе как древесину лиственных, так и хвойных пород. Наши ЦБК, как правило, перерабатывают только хвойную древесину. И поэтому сейчас огромная проблема, куда сбыть эту низкосортную древесину.
- Недавно был случай, когда пресекли деятельность целой организованной преступной группы в альянсе с китайцами, которые вывозили древесину. На Дальнем Востоке периодически говорят о незаконной вырубке леса. В связи с этим профессия лесничего не становится опасной?
- Проблема незаконной заготовки леса криминальными элементами преувеличена. В Европейской части России у нас практически нет проблемы с так называемыми «черными лесорубами», о которых говорят в СМИ, однако есть проблема с незаконной заготовкой на территориях, официально переданных в пользование ( в аренду), но связано это в первую очередь с перерубами и расхождением данных лесоустройства с реальными запасами на лесосеках.
Возьмем, например, Ленинградскую область. Почти вся ее территория находится в аренде. То есть у нее есть так называемый хозяин, который эти леса использует либо для заготовки древесины, либо для рекреационных целей, либо еще для чего-то. А вот как на этой легально арендованной территории происходит заготовка, это другой вопрос. По данным лесоустройства, это может быть один объем, а по факту он может сильно отличаться. Расхождение данных в документах с реально заготовленными объемами тоже имеет отношение к незаконной заготовке древесины.
На Дальнем Востоке немного другая картина. Всемирный фонд дикой природы (WWF) несколько лет назад по этой теме провел интересный анализ. Они сопоставили официальные данные по заготовке древесины дуба монгольского и ясеня маньчжурского в Приморском крае с задекларированными объемом этой древесины, вывезенной за границу. Так вот, оказалось, что объем древесины, который пересек границу, на порядок выше, чем объем заготовленной древесины указанных пород по официальным документам. При этом, основным источником появления такой незаконно заготовленной древесины на рынке являются не «чёрные лесорубы», а официальные лесопользователи. Лесозаготовители используют рубки ухода и санитарные рубки для прикрытия промышленной заготовки древесины в доступных лесных насаждениях, которые ещё не достигли возраста спелости или имеют лесохозяйственные ограничения и используют при этом декларативный характер системы лесного хозяйства, чтобы легализовать незаконно заготовленную древесину.
Еще одна проблема связана с лесами на сельскохозяйственных землях. Лесонасаждения на них как правило не учтены, по сути, они не имеют никакого контроля. Они могут вырубаться и вывозиться вне рамок учета, но под прикрытием документов с арендованных лесных участков земель лесного фонда.
- Интересно, в вашем вузе, которому более 200 лет, остались какие-то рекомендации по управлению лесами или свод правил, которые могут быть полезны в 21 веке?
- Небольшой пример. До 1917 года в России были как государственные, так и частные леса. Было целое направление, которое занималось частным лесоразведением, частной практикой ведения лесного хозяйства. Потом это ушло в небытие, потому что все леса стали государственными, национальным достоянием. Я считаю, что рано или поздно мы все равно придем к частным практикам. У нас и так есть леса на частных землях и закрыть глаза на эту проблему – значит прийти к большим сложностям в будущем. Например, Испания. Там так же, как и у нас, рухнула система сельского хозяйства, это совпало с периодом падения режима Франко, в 70-ых годах. И на всей территории Испании, которая исторически была аграрной страной, появилось большое количество заброшенных земельных участков, находящихся в частной собственности, на которых стало не рентабельно вести сельское хозяйство. Постепенно они стали зарастать лесами. Причем, согласно законам Испании, если древостой достиг определенных таксационных показателей – полноты, высоты и т.д., то эти земли автоматически становятся лесными землями. После этого владелец уже не может просто так срубить лес, он должен за ним ухаживать. Но ухаживать тоже не может, если он не имеет утвержденного плана ухода (нашего аналога проекта освоения лесов). Как результат, леса на бывших сельскохозяйственных землях оказались заброшенными. Только за период с 1990 по 2011 запас лесов в Испании почти удвоился (с 592 млн м3 до 1002 млн м3), причем за счет заброшенных земель. При этом такие леса без ухода накапливают большое количество горючего (древесный опад и отпад), что периодически приводит к возникновению пожаров. Площади таких пожаров год от года растут. При этом такие леса находятся вблизи населенных пунктов, городов. В настоящий момент страна тратит большие усилия на решение этой проблемы. Например, некоторые провинции Испании субсидируют разработку этих проектов для частных лесовладельцев, чтобы хоть как-то можно было их мотивировать, вести хозяйство, разрабатывают программы с целью внедрения управления в таких лесах. И мы сейчас к этому тоже приходим. У нас как раз большинство таких заброшенных и зарастающих сельхозземель находится поблизости населенных пунктов. И вот там проблема с пожарами будет очень остро стоять, местами она уже остро стоит.
- Борьба с пожарами в России. Какой на ваш взгляд самый быстрый путь решения этого вопроса?
- Пожары в лесах происходят чаще всего по причине неаккуратного обращения с огнем вкупе с отсутствием системы лесного хозяйства. А оно включает не только уход с удалением сухостоя, но и строительство дорог. У нас есть резервные леса, которые не предполагают никакую деятельность человека. Пожары периодически там случаются и быстро распространяются на большие территории. Однако в первую очередь мы должны решать проблему с лесными пожарами в тех местах, которые находятся с городами, с проживанием людей. Они приводят к серьезным экономическим потерям.
Разные субъекты по-разному решают эту проблему. Очень показательный пример Татарстана. Вспомните 2010 год, когда было много пожаров по Европейской части России, в Москве горели торфяники. Эта проблема широко обсуждалась общественностью и как результат повлекла за собой большие изменения в Рослесхозе (Был назначен новый глава Рослесхоза и Рослесхоз был переподчинен напрямую Правительству РФ). Татарстан – лесостепная зона, которая исторически всегда была подвержена пожарам. А в тот год у них практически не было зафиксировано лесных пожаров, и это несмотря на то что соседние субъекты горели. Во-первых, они смогли сохранить систему ведения хозяйства (то есть проводят весь комплекс рубок ухода с уборкой сухостоя и т.д.), во-вторых, в Республике не практикуются так называемые управляемые сельскохозяйственные палы, которые часто являются причиной возгорания в лесах и, в-третьих, они приняли радикальное решение – ввели запрет гражданам в пожароопасный период посещать леса и ввели систему контроля за исполнением этого решения. Как результат добились того, что пожаров не было. Вот пример того, как может ведение хозяйства, а также определенные решения изменить ситуацию с пожаром.
- Сейчас чиновники говорят, что у нас появилась возможность получать информацию о лесах через снимки из космоса. Но при этом, они уточняют, что в борьбе с пожарами это никак не помогает. Тогда зачем эти знания?
- Космические снимки, конечно, необходимы в век современных технологий. Космос позволяет делать статистику, мы через снимки можем анализировать так называемые термоточки. По ним можно вести мониторинг горящих площадей. Но это никак не влияет на устранение самой причины пожаров, а именно бесхозяйственности. Это самая главная причина, в которую входит и отсутствие дорог, и отсутствие комплекса мероприятий в лесах и т.д. Ну и сельхоз. палы, которые, я считаю, вообще надо полностью запретить. Они традиционно распространены в нашей стране. Палы, как правило, потом перекидываются на леса.
- Сейчас в мире становится популярным такое понятие, как городские леса. Насколько это актуально для России?
- Это очень актуальный вопрос, особенно, для Санкт-Петербурга. У нас в границах города более 20 тысяч гектаров таких лесов. Это, как правило, леса, находящиеся на севере, северо-западе нашего города, вдоль Финского залива. И основная функция этих лесов, естественно, рекреационная. Эти леса имеют особое целевое назначение. Естественно, их не используют для заготовки древесины. Они должны создавать условия для отдыха граждан.
- Но ведь идет естественный процесс захватывания городом территорий, город наступает на природу, как сохранить их?
- Нетронутыми их тоже оставлять нельзя. Нужно контролировать сухостой, прореживать, контролировать вспышки вредителей. Сейчас у нас как раз с этим есть ряд проблем. В Санкт-Петербурге появились такие вредители, которых раньше в наших широтах не было. У нас прошла пандемия голландской болезни вяза. Теперь появился другой инвазивный вредитель - златка, которая повреждает деревья ясеня, приводя к их усыханию. Это связано с изменением климата, не с потеплением, а именно с изменением, потому что потепление это только одна сторона вопроса. Совевременный мониторинг таких угроз крайне необходим, особенно, в рекреационных лесах. Я считаю, что количество городских лесов нужно увеличивать, население города растет, нагрузка на леса возрастает. Не только на леса, но и на зеленые насаждения общего пользования. Человеку необходимы места, где он может отдохнуть, послушать пение птиц, посмотреть на красивый вид, просто подышать свежим воздухом.
- Клонирование деревьев. Мы рассказывали об этом, и о скорости с какой растут эти деревья. Как вы относитесь к генетическим вмешательствам в природу? Какие негативные последствия могут быть?
- Это не новая тема. Например, у нас еще в период существования Советского Союза был выведен сорт тополя ленинградского, который не образовывал пух. Выращивание деревьев с заданными свойствами – это очень перспективное направление. Вначале мы путем генного маркирования выявляем гены, которые отвечают за те или иные свойства. А потом путем селекции выводим сорта, которые обладают заданными свойствами. Допустим, не поддаются гнили, не повреждаются определенными видами вредителей, имеют большой объем биомассы.
- А вы занимаетесь в университете генетическими деревьями?
- Тополь ленинградский как раз и был выведен в стенах нашего университета в 1934 году Богдановым П.Л. Сейчас у нас идет целый ряд исследований по генетике. В составе нашего университета есть генетическая лаборатория и геномный центр. Пока мы занимаемся исследованиями, внедрение выведенных сортов деревьев пока еще не так востребовано.
- Не будут ли выведенные виды вытеснять натуральные деревья?
- Надо всегда взвешенно подходить к внедрению того или иного вида на определенной территории. Опять же в контексте климатических проектов депонирование углерода рассматривается как финансовый проект, (получение углеродных единиц с их дальнейшей продажей на рынке), и в этом контексте, разумеется, выгоднее на таких территориях выращивать деревья, которые дают большой прирост биомассы.
А насколько это может повлиять на окружающую среду – вопрос остается открытым. Дерево, это не просто отдельно растущее растение, оно связаны с экосистемой. Если мы будем выводить деревья, которые совершенно не будут поражать насекомые, значит, в этом лесу не будет и птиц, которые питаются этими насекомыми. Будет нарушена экологическая цепочка. При ведении лесного хозяйства надо всегда стремиться к балансу между экономическими, экологическими и социальными потребностями общества.
Интервью провела Ольга Стрелкова